Симон Кордонский Simon Kordonsky: personal blog

Циклы деятельности и идеальные объекты. Введение

Размещено 07.05.2011 · Рубрики: Книги, Наука, Онтологии

Симон Кордонский. Циклы деятельности и идеальные объекты. М.: Пантори, 2001. — С. 176. Тираж 1000 экз., ISBN 5-9218-00004-X.

Оглавление

Введение

I.Циклы научного исследования

1. Исходные различения: описание, анализ, теоретический и эмпирический уровни исследования

2. Описание и эмпирический уровень знания

3. Анализ и экспериментальное исследование

4. Отношения между уровнями исследования и формами исследовательской деятельности

5. Таксономический цикл исследования

6. Цикл экспериментального (аналитического) исследования

7. Сопряжение таксономии и аналитического исследования

II. Теоретические аналитические конструкции в системе научного знания

1. Генезис и Функционирование

2. Внутринаучные теоретические миры

3. Обучающие конструкции в функции теоретических миров

4. Позитивистская интерпретация иерархий таксонов

5. Конструктивистские интерпретации аналитических исследований

IV. Теория архетипа

1. Реконструкция архетипов

2. Определение архетипов таксонов ранга царства природы

3. Архетипическое представление типов функционирования

4. Архетипическое представление отношений между особями

V. Реконструкция отношений между научной и другими формами деятельности

1. Онтология деятельностей

2. Структура социальной деятельности

3. Структура экономической деятельности

4. Инженерная деятельность

VI. Заключение: эмпирический анализ, или рынок

VII. Библиография

Введение

Социальная реальность наполнена объективированными отношениями между людьми — вещами и веществами, ценностными системами и политическими реалиями, законами науки и законами юридическими, которые подчиняют себе людей, оформляют их деятельности, объединяют или разделяют. Люди поколениями превращали и превращают отношения между собой во внешние объекты, начинающие жить самостоятельной — для последующих поколений — жизнью. Даже в аналитическом исследовании отделение людей от отношений между ними и их объективированных результатов представляет значительные трудности. Попытки понять «природу человека в целом» — как совокупность людей, отношений между ними и объективированных результатов этих отношений — породили необозримое количество спекулятивных построений, часть которых стала философской классикой.

У действующего человека нет необходимости различать в потоке обыденных дел и событий отдельные бытовые, экономические, технологические или политические компоненты. Но в его деятельностях присутствуют собственные логики, которые плохо поддаются описанию из-за того, в частности, что нет метода, позволившего отделять разные деятельности друг от друга, с одной стороны, и результаты деятельностей от самих деятельностей — с другой.

Внешнее наблюдение за потоком жизни может — в принципе — нейтрализовать экзистенциальную включенность наблюдателя, но тем не менее оно не может не быть «непрофессиональным» из-за естественной специализации людей на каком — либо одном виде деятельности. Ученые исследуют быт и политику, экономику и технологию, формируя научные представления о них, часто не совпадающие с тем, как профессионалы представляют себе свои деятельности. Технологи-конструкторы, когда в этом возникает необходимость, формируют свои представления об экономике, политике, быте и науке и воплощают их в соответствующих технологиях. Бизнесмены делают деньги и, вкладывая их в науку, технологии, торговлю и политику, имеют свои представления о том, что обеспечивает наибольшую эффективность капиталовложений. Политики создают политические партии и реализуют политические предпочтения и ценности, исходя из своих представлений о науке, технологиях, бизнесе и отношениях между ними. И уж, конечно, философы и обыватели непрерывно создают внепредметные мифологизированные миры, только в которых они находят объяснение и самим себе, и другим.

Многообразные бытовые и профессиональные мифологемы, хотят этого люди или не хотят, создают иллюзии объясненности мира и служат источником мотивировки каждодневных действий ученых, бизнесменов, технологов, обывателей и политиков. В мифологемах одни фрагменты бытия сводятся к другим и реальность упрощается до профессионально знакомых или обыденно понятных фрагментов. Ничуть не отрицая практической необходимости такого рода редукций, трудно все-таки обосновать их теоретически или аксиологически. Нет никаких оснований считать, например, экономические картины мира производными от научных или бытовые отношения производными от технологических.

В этой работе мной сделана попытка найти позицию, нейтральную по отношению к многообразию научных, бытовых, философских и пр. видений мира, с которой разные деятельности и их понятийные и ценностные основания можно было бы представить как некие инварианты, относительно независимые, но в то же время связанные общими элементами и сходной структурой. Поэтому представляемая работа вненаучна, хотя по форме и характеру изложения я стремился к строгости в математическом смысле этого понятия. Тем более работа не философская постольку, поскольку в ней не ставятся и не рассматриваются извечные философские проблемы.

Мои исходные посылки состоят в том, что человеческая реальность хорошо структурирована и может быть достаточно строго описана в терминах иерархизированных структур и отношений в них. Базовые различения в работе, такие, как уровни организации и некоторые специальные отношения к ним, взяты из социального опыта. Я не пытаюсь обосновать существование описания, анализа и конструирования — как подходов к исследованию, и эмпирического, теоретического и аксиологического отношений к феноменам природы, а беру их как фактически существующие и пытаюсь рассмотреть формальные отношения между ними.

* * *

Ограниченное количество исходных реалий (действующих людей) порождает неограниченное количество следствий (объективированных отношений между людьми) при неограниченном повторении. Эти повторения я называю циклами деятельности. Выделив циклы деятельности, я получил возможность редуцировать насыщенную следствиями реальность до некоторых исходных элементов — примерно так же, как школьник, найдя общий знаменатель, упрощает сложные дроби. Естественно, что развиваемый подход принципиально синхроничен: историческое время, как и все другие времена, полностью исключено из моих реконструкций. Время не более чем общий знаменатель, освободившись от которого я многое теряю, но получаю свободу описания сущностей, инвариантных относительно него.

Отдельная человеческая жизнь — при бытовом, философском и даже научном способах ее видения — представляется линейной последовательностью действий, иногда мотивированных и отрефлексированных, чаще стереотипизированных и неосознаваемых, переходящих друг в друга, друг друга порождающих, иногда нелогичных или хаотичных. Последовательности действий ограничены внешними по отношению к собственно деятельности циклами, такими, как «день-ночь», «рождение-жизнь-смерть», «бодрствование-сон-бодрствование», «работа-свободное время-работа» и т.д.

Однако в том, что наблюдателю представляется линейной последовательностью действий, есть далеко не очевидная латентная ритмичность, имеющая мало общего с внешними ритмами. С моей точки зрения, именно латентная ритмичность определяет структуры всех видов деятельности, но отрефлектировать это тем более трудно, чем она проще и обыденнее — по видимости.

В экономике, в отличие от науки, технологии и обыденной жизни, цикличность давно стала предметом внутриэкономического исследования. Однако при этом цикличность рассматривается скорее как свойство экономических процессов, а не как характеристика самой деятельности. В то же время описанное К. Марксом отношение «товар-деньги-товар» можно считать наиболее известным (но далеко не единственным) проявлением внутренней цикличности экономической жизни.

В западной линеаризованной культуре цикличность деятельности и в саморефлексии, и при внешнем наблюдении чаще всего не становится предметом особого анализа, в отличие от традиционных и восточных культур, сосредоточенных в основном на рефлексии и ценностном обосновании повторяющихся ситуаций и действий в них1.

В науке — как элементе западной культуры — фрагмент природы чаще всего представляется как «сложная» совокупность неких «научных объектов» и отношений между ними, практически независимая от деятельности исследования. Ученые исследуют свои объекты, которые — по их убеждению — существуют «реально» (или «объективно»), хотя даже простейший анализ понятия реальности, проведенный А.А. Любищевым, показывает его, мягко говоря, неоднозначность. Исследование чаще всего заключается в том, что ученые раскладывают фрагмент природы (в т. ч. и природные ритмы) на несколько параллельных линейных процессов, у которых — по мнению ученых — могут быть сходные (и потому отождествляемые) элементы. Наука не чуждается исследования циклов, но превращает их по мере освоения знанием так же, как все остальное, в нечто «объективное», «исторически детерминированное», а если это не удается, — в экзистенциальное, т.е. принципиально вненаучное2. Наука, наверное, не смогла бы сформироваться в ее сегодняшнем технологизированном виде без такого линеализирующего подхода к исследуемой реальности.

Явное или неявное уплощение реальности и представление ее в виде совокупности линейных процессов, имеющих сходные элементы, составляют, по мнению весьма авторитетных ученых, содержание обычного исследования естественных явлений как в живой, так и в неживой природе, да и в обществе тоже3.

Очевидно, в обычной научной культуре и в методологии науки невозможно исследование циклов деятельности как циклов, поскольку понятийный аппарат науки и ее методологии принципиально линейно организованы. Счет, измерение, наблюдение, описание, эксперимент и другие процедуры научного исследования представляют естественные циклы как некие точки в искусственном линейном пространстве исследования, как линейные последовательности этих точек или как какие-то более сложные функции от результатов элементарных исследовательских действий.

Несоразмерность естественной циклической организации биологической, социальной и экономической жизни и линейных инструментов их исследования приводит к тому, что результаты научных и методологических исследований очень сложным образом соотносятся с исследуемыми естественными феноменами. Восстановить (т.е. составить теоретическое объясняющее представление) исследованную учеными реальность по научным публикациям практически невозможно без введения неких дополнительных и, в общем-то, не относящихся к делу операций, таких, как методологическая рефлексия, натурфилософия, культурологическая интерпретация и т.п. Более того, именно эти дополнительные и необязательные операции чаще всего выступают в доступном для непрофессионалов знании как содержание наук, экономических или политических теорий и их результаты. Это обогащает жизнь онаученными мифологемами, но ни в малой степени не способствует решению собственно научных задач4.

В этой работе мной сделана попытка рассмотреть процессы научного исследования (и другие формы деятельности) как органично целостные, но в то же время дифференцированные на последовательно включающиеся элементы, что и создает основу циклической структуры. Сначала я пытаюсь описать циклы самой научной деятельности для того, чтобы в последующем применить это знание для экспликации внутренней структуры других форм деятельности.

Работа выполнена в основном в семидесятые годы. Часть ее была оформлена в виде кандидатской диссертации в середине восьмидесятых. След этого времени — в заведомо неполной библиографии и в системе ссылок, демонстрирующей незнание языков и неистребимое предпочтение личной библиотеки копанию в реферативных журналах. Мои попытки при подготовке к изданию компенсировать эти дефекты вряд ли были удачными, проще, наверное, было бы все переписать заново. Я уж не говорю о том, что если бы я был знаком с такими исследованиями, как «Представление и вмешательство» Яна Хакинга5, то многие разделы своего труда писал бы совсем по-другому. Кроме того, какие-то фрагменты работы были потеряны при многочисленных переездах и перемещениях, не помню уже какие.

Я вполне понимаю, что многие части работы не прописаны, логически не завершены и что предлагаемый текст является скорее эскизом, чем завершенной книгой. Но вместе с тем многочисленные попытки довести отдельные рассуждения и умозаключения до «прозрачности» чаще всего оканчивались неудачно потому, что надо было влезать в такие предметные глубины, где явного знания нет, а экспертное знание погребено в мифологизированных представлениях об особой роли физики, химии, философии и т.п. Было всего два исключения: физик-теоретик Моисей Рывкин и палеоботаник Сергей Мейен дали гораздо больше для понимания специфики моей собственной работы, чем я мог надеяться. Оба они уже умерли, и я могу только помянуть их добрым словом.

Примечания:


1
См.: Васильев Л. С. История религий Востока. — М., 1983.


2
См.: Кун Т. Структура научных революций. — М., 1975.


3
См., например: Бернал Дж. Наука в истории общества. — М., 1956.


4
См.: Фейарабенд П. Наука в свободном обществе // Избранные труды по методологии науки. — М., 1986.


5
См.: Хакинг Я. Представление и вмешательство: Начальные вопросы философии естесственных наук. — М.: Логос, 1998.

Comments are closed