«Главным социальным слоем в России были, есть и будут помещики»
Интервью Частному Корреспонденту 23 января 2009, беседовал Виталий Куренной
Симон Кордонский разработал и развил целый ряд социальных концепций, задачей которых является адекватное описание социальных структур современной России. Один из его основных тезисов заключается в том, что понятийный аппарат, импортированный из западной науки, не соответствует нашему социальному опыту. Поэтому необходимо обращение к иным инструментам мышления, исторически и социально релевантным российской реальности. Обращение к таким понятиям, как «поместье», «сословия», «слобода», является не идеологическим, а эвристическим приемом. Это объяснительные модели, которые, как и всякие научные гипотезы, должны проверяться в ходе эмпирических исследований, конкурируя с альтернативными объяснительными гипотезами и моделями.
— В своих работах вы рассматриваете Россию как ресурсное государство, которое представляет собой обширную территорию, на которую наложена сложная и многослойная сеть управленческих административных аппаратов. Является ли наша ситуация уникальной?
— Думаю, что да. Потому что ни перед одним другим государством не стоит задача удержания и управления столь обширной территорией. Эта задача решается путем превращения этого физического пространства в административное. Формой этого удержания-управления является административное изъятие, распределение и перераспределение ресурсов.
В истории страны бывают периоды, когда изъятие и распределение ресурсов относительно невелико. Тогда развивается рынок, на котором ресурсы конвертируются в товары и деньги, с одной стороны, и не административные формы консолидации страны в целое — с другой. И бывают периоды, когда перераспределение ресурсов и административные методы управления доминируют.
— Эта задача удержания по своей природе является политической или экономической?
— И экономическая, и политическая, и даже культурная. Последнее видно, например, из того, что бывшие советские диссиденты вдруг почти поголовно стали патриотами и державниками. Реальность наша синкретичная, так как у нас во времена консолидации исчезает разделение на политику, экономику, культуру.
У нас другое разделение. Реальностью, о которой говорили, жизнь не исчерпывается. Параллельно реальности, в другом социальном пространстве, «на самом деле» развивается поместная форма пространственного существования.
— Что оно собой представляет?
— Впервые, насколько мне известно, эту идею сформулировал Александр Сергеевич Кривов: естественной формой жизни в российском пространстве является поместье, поместная форма. Поэтому главным социальным слоем в России были, есть и будут помещики. Не в смысле крепостники. Помещики — это люди, которым государство в обмен за верное служение предоставило право распоряжаться ресурсами на определенной территории. Существовала имперская поместная структура. В. Ефимов высказал гипотезу, что в СССР аналогом имперских поместий были административные районы, в которых первый секретарь райкома партии по полноте распоряжения ресурсами, рабочей силой соответствовал в какой-то мере имперскому помещику.
Сейчас также идет процесс становления поместной формы. Недавно мы проводили исследования в районе одной из республик, который является поместьем главы администрации этого района.
— Что за район?
— Дело было в одной национальной республике. Так вот, вся собственность в этом районе записана на него, он распоряжается всей полнотой ресурсов. И всё там работает на благо народа. Под «народом» надо здесь понимать рентные группы — пенсионеры, бюджетники, разного рода иждивенцы (дети), те, кто обслуживает органы муниципальной и государственной власти, а также сами эти органы власти. Во всех селах, где мы были, есть газ, холодная и горячая вода, канализация — в каждом доме. Хлеб развозят по домам. До 40 сортов водки в магазинах. Это коммунистический рай, как он виделся в конце 1970-х годов.
Но в этом раю нет места активному населению — весь бизнес монополизирован администрацией. Это огромное поместье. И процесс становления таких поместий идет во всех регионах, хотя и с разной скоростью и в разной степени. Таким образом, есть формальная административная структура власти — это, так сказать, «реальность», то, что видно сверху. И есть то, что есть по жизни, то есть «на самом деле». А на самом деле есть совокупность поместий, контролирующих территорию, и рентное население.
— А куда девается активное население?
— Занято отходничеством. Они имеют дом в какой-то из этих деревень, а сами заняты отходничеством по всей территории страны. Москва, столицы республик и краев — это центры отходничества. Отходничество может быть суточным, недельным — в радиусе до 500 километров — и вахтовым.
— Еще один слой социальной жизни?
— Да, поверх поместной структуры есть еще одна подвижная структура с рынком рабочей силы. Но на что идут заработанные отходничеством деньги? На свое маленькое поместье. Интересно, что в ходе исследования мы ни разу не смогли свести семейные бюджеты даже на самых низких уровнях социальной иерархии, — всегда оказывается, что уровень легальных доходов ниже уровня реальных расходов. Разница как раз и обеспечивается за счет отходничества и промыслов.
— Как эту систему затрагивает кризис?
— Кризис ведь на рынке, а рынка в поместном пространстве нет. Он пока еще не проявляется в относительно небольших муниципалитетах. Он начнется тогда, когда начнутся задержки по пенсиям и зарплатам бюджетников. И исчезнут места приложения труда отходников. Тогда отходники вынуждены будут вернуться, а дома им делать нечего. Поскольку всё бизнес-пространство занято властью.
— Какое место здесь занимают города? Всё же Россия — урбанизированная страна.
— Когда мы говорим о городах, то хотел бы напомнить о теме, которую я когда-то с подачи В. Вагина пытался разрабатывать. Это распределенный образ жизни.
Отходничество — это одна из форм этого распределенного образа жизни. Его городской вариант выглядит несколько иначе — это когда есть городская квартира и дача. И обустраивается дача как поместье. Получается обратная форма отходничества. Сейчас вокруг городов сформировалась очень мозаичная система расселения. Есть дачи горожан. Есть дома, которые строят отходники. И есть дома, которые строит местная власть. И есть опять же рентное население, которое этой местной властью обеспечивается.
Города — это не место, где живут. Это место, куда приезжают работать отходники, а из городов городское население, напротив, стремится уехать на дачи. Городов в традиционном смысле слова у нас нет. Были слободы, которые сейчас рассасываются по пригородным зонам за счет распределенного образа жизни. Сейчас «в реальности» это некое административное пространство, а «на самом деле» — нечто совсем не городское в традиционном смысле этого слова.
— А каковы урбанистские тенденции?
— Очень интересный процесс идет сейчас. С одной стороны, опустынивание территории страны, исчезают поселения, целые районы лишаются населения, которое уезжает. Старики доживают, молодежи нет. С другой стороны, идет вторичная урбанизация — вдоль трасс. Труднодоступные села, даже с социальной инфраструктурой (школы и т.д.), которая поддерживалась сталинской и даже еще столыпинской политикой расселения, — эти села сейчас пустеют. Народ переезжает к трассам и городам. Формируется принципиально новая схема расселения и, следовательно, поместного контроля. Но эта система такова, что экономика в ней невозможна.
— Исторически распределенный образ жизни объясняется прошлым? Люди стремятся уйти из-под административных форм контроля государства?
— Да, убежать от государства.
— Что представляет собой российское общество с точки зрения составляющих его социальных групп?
— Социальная структура полностью определяется государством. Согласно нашим законам определенные группы граждан наделены особыми правами и обязанностями. Кстати, вопреки нашей конституции.
В конституции написано, что все наши граждане обладают равными правами. Но на самом деле есть множество групп, наделенных особыми правами. Например, государственные служащие или военнослужащие. Эти права выделяют их из всех прочих граждан. Такие группы, согласно традиции, следует называть сословиями. Сословия есть везде, но у нас всё же особая ситуация. Власть, например, находится у нас в сословной, а не в политической структуре.
Сами сословия тесно связаны с ресурсами. Принадлежность к определенному сословию означает некоторое привилегированное положение по отношению к ресурсам. Государство имеет, например, некоторые ресурсные обязательства перед бюджетниками, которые также имеют перед государством некоторые обязательства.
И всё это замешано на идее социальной справедливости.
— Содержательно в чем состоит эта идея?
— У нас есть некоторое ограниченное количество ресурсов, которое нужно распределить среди населения. Но не все обладают равными правами на доступ к ресурсам.
— В зависимости от своих обязанностей перед государством?
— Да. Поэтому некоторым полагается больше ресурсов, а другим — меньше. И сословия упорядочивают справедливость распределения. Когда сломалась советская сословная система — с ее рабочими, крестьянами и служащими, — разного рода интеллигенция подняла страшный вой. Имею в виду врачей, учителей, ученых, которые возмущались: нам полагаются определенные ресурсы, а эти капиталисты нам их не дают. И когда нынешняя власть пришла, она занялась наведением социальной справедливости — изымать ресурсы у капиталистов и распределять их сословиям — как реанимированным, так и вновь созданным.
— Что это за новые сословия?
— Государственные служащие — не было раньше такого сословия. Они состоят из трех категорий: федеральные, региональные гражданские служащие и дипломаты, которые, похоже, будут выделены в отдельное сословие. Среди военнослужащих у нас девять категорий. В правоохранительных органах — восемь категорий служащих. На каждую из категорий есть отельный закон. А также судьи, прокуроры, депутаты, казаки. И это только титульные сословия, относительно которых есть законы. А есть нетитульные сословия, которые существуют в силу традиции. Например, люди свободных профессий — журналисты, писатели, проститутки, — то есть те, кто живет на гонорар. Есть бюджетники — лица, занятые выполнением государственных социальных обязательств. Люди, работающие по найму, чья деятельность регулируется тарифной сеткой и Трудовым кодексом. Коммерсанты. Это не то же самое, что предприниматели. На рынке работают предприниматели, которые рискуют. А есть коммерсанты, которые рискуют лишь в своих отношениях с государством. Они играют на административном рынке, обслуживая бюджеты разных уровней. Есть известный закон № 94 о государственных закупках, который регулирует правовое положение коммерсантов в отношении их закупочной деятельности. Этот закон неявно делит коммерсантов на разные группы. Но есть и явное деление — на три подсословия.
— Каким образом?
— Коммерсанты, или купцы, первой гильдии — члены РСПП, купцы второй гильдии — члены «Деловой России», купцы третий гильдии — это ОПОРА. Это всё институционализировано. Есть также сословие зэков. Их положение регулируется Уголовным и Уголовно-процессуальным кодексом.
— Есть ли внесословные группы?
— Есть, их принудительной сословизацией занимается Федеральная миграционная служба, специально для этого созданная.
Всё население разбито на эти сословные группы, и государство требует однозначной определенности в отношении принадлежности человека к тому или иному сословию. На это накладывается также распределение этих групп по территории страны — в столице сконцентрированы федеральные государственные служащие и т.д.
На территориальном муниципальном уровне сословия формируют определенные совместные формы проживания. Это дачные поселки, где проживают представители только определенных сословий. Есть муниципалитеты, где сверхвысока концентрация государственных служащих самого высокого уровня, — такие как Рублевка. Есть муниципалитеты, у которых ничего нет. Совершенно ничего, даже участкового милиционера. Там вообще нет никакой власти.
— Система похожа на феодальную?
— Эти категории нельзя применять. Они относят нас туда, в прошлое. А это — наша реальность.
— Ладно, допустим, так сложилось, это наша форма жизни…
— Но она не способна к развитию.
— Может быть, и хорошо?
— Может быть. Но, например, практически все технологии заимствуются. Вся потребительская бытовка, равно как и наука, и технологии, у нас импортируются. Вписываются в нашу систему и тут же теряют свои инновационные качества. Эти технологии не меняют общество, а собственные технологии оно может порождать только в «зонах» и на определенном режиме. Поэтому стремление к инновациям выражается в создании наукоградов, технопарков, инновационных зон и прочего. Но пока не будет обеспечен необходимый режим, инноваций не будет.
— И всё же технологии способны изменить эту систему? Например, технологии домостроительства, поселений?
— Да, сейчас всё здесь принципиально меняется. Изменяются технологии строительства, водоснабжения, отопления. Но всё это импортируется. И ничего не меняется по сути. Если есть поместье, значит есть обслуживающий персонал — сейчас, например, мигранты.
— Но современные технологии позволяют очень эффективно использовать территории. Освоение даже небольшого участка земли — огромный труд, но он может давать отдачу.
— Они ничего не производят на легальные рынки.
— Почему?
— Они же ресурсные хозяйства, способные только на добычу и освоение ресурсов. Если бы производили товары, им надо было бы выходить на открытые рынки с товарами. А это означает, что надо вступать в отношения с государством. Отношения с государством чреваты проверками и перманентным контролем. В этой ситуации проще замкнуться или работать на черном рынке, что порождает уже свои опасности. В таком случае неизбежно возникают отношения с бандитами.
В этой ситуации возникают другие конфигурации. Например, крупный помещик делегирует часть своих прав более мелкому помещику на выполнение каких-то функций. Может создаться впечатление для внешнего наблюдателя, что есть некоторое многообразие хозяйств. Но по жизни оказывается, что хозяин там один.
Надо, кроме того, понимать, что всё это очень различно в зависимости от территории и характера ресурсов. На юге одно, на севере — совсем другое.
Беседовал Виталий Куренной