Сценарий Х
Разговор с известным экономистом, пожелавшим остаться неизвестным
Корр. В последние месяцы, как говорится, «гласность взяла новый рубеж», которому на сей раз никто не рад: пресса заполняется материалами о «сильной руке», «твердой власти», «пользе автократии». Журналы печатают лихо написанные антиутопии из ближайшего будущего с гражданскими войнами, голодом, разоренной страной. А вы что скажите, чем нас порадуете, товарищ Икс?
Кстати, для чего вы скрыли свое имя от наших читателей? Сегодня, когда пресса публикует даже убежденных монархистов, вам нечего бояться. Да и ваше имя, хорошо известное в стране, — вам защита…
Икс. Я не хочу иметь реноме автора одной-единственной идеи (о которой наш разговор), у меня их много.
Но вернемся к теме. Ни военная диктатура в обычном смысле слова, ни гражданская война с «национальной» окраской под занавес перестройки не устраивают никого из действующих лиц нашей сцены. Правда, кое-кому диктатура кажется блестящим выходом из путаницы (которую они же создали). Однако диктатора нет и ему пока неоткуда взяться. Да и армия, в ее современном состоянии, сами знаете, не способна осуществлять реальные функции, разве что – так, пострелять…
В государстве реально сейчас безвластие – власть пытаются раздать кусочками, причем такими, которыми сыт не будешь. И когда получивший кусочек начинает, как кооператоры, претендовать на большее, его съедают. Формально управление идет по тем параметрам, которыми, как кажется руководству, и следует управлять. Но это иллюзия: управляемые параметры лишь декоративные и нестойкие придатки системы.
Реальное управление, под которым я понимаю постановку достижимых целей и шаги по достижению оных в область совершенно непознания и незнакомая для управляющих. Цели ложные, а средства для достижения ложных целей – например, репрессивные органы и правила репрессирования – деформированы долгим миром, страхом потерять кредиты, гласностью и демократизацией.
Реальные цели, даже если их можно сформулировать, тоже не достижимы, потому как чтобы их достигнуть, надо делать реальные же шаги, вроде честной и полной свободы предпринимательства, гарантируя западне капиталовложения. Но эти-то шаги вызывают автоматическую реакцию всего аппарата государства – уничтожить все, что движется, что отлично от государства.
Корр. Вы парадоксалист: власти нет и власть готовится к контрудару. Тут можно выдвинуть тучи возражений, но я предпочту одно: требование свободы, звучащее повсеместно. Люди требуют не только правды, честных цен, чистого воздуха и свежего хлеба – они хотят свободы.
Икс. А в чем тут противоречие? Власть, которая сегодня есть – и которой мы сыты, — заключается в том, чтобы путем труднейшей аппаратной борьбы и манипуляций добиться решения – и тут же о нем забыть! Исполнительный механизм любые цели приспосабливает к нуждам самосохранения. Собственно же власти решат нет ни у кого. Если бы существовала группа, способная властвовать то она бы уже была у кормила. «Власти» много, но она размазана по системе и не поддается в принципе, по устройству системы, локализации. И точно то же со свободой – ее очень много, но она везде отрывочная и неполная. Никто не может сказать, где кончаются властные полномочия какого-нибудь коллегиального органа и где начинается личная серьезнейшая ответственность управления или гражданина. Никто ничем не рискует – зато и никто не свободен! В каждой точке системы, на каждом месте минимум власти и минимум свободы.
Действительно, предвыборная кампания шла под лозунгом борьбы за свободу. Воспитанное отечественной историей представление о том, что свободу можно «завоевать», вновь овладело массами. Многие кандидаты в депутаты победили в выборной борьбе, рассуждая о том, что – вот настал момент, когда руки тех, кто «прячет от нас» свободу, ослабли, и ею можно «овладеть». Однако триста лет всему цивилизованному миру ясно, что свобода не привилегия социальных групп: это свойство личности, проявления которой можно ограничить, но отобрать нельзя. Свобода не партбилет и не кусок хлеба. Свобода не партбилет и не кусок хлеба. Свободным может быть только отдельный человек, индивидуальность, а не социальная группа и не класс. Риторика многих «прогрессивных» депутатов свидетельствуют о цикличности истории идей. И не дай бог, чтобы эта цикличность опрокинулась в следующий виток расправ – с людьми, чем-то не вписывающимися в «идеальное государство». Впрочем, есть еще большая глупость, чем либерализм – я имею в виду заявления от имени «всего народа».
Корр. Вы – враг народа?
Икс. Народ – такая же благоглупость, как троица «рабочие, колхозники и трудовая интеллигенция». Выборы демонстрируют – народ исчез – есть социальные группы, не совпадение с мифическими китами, на которых, якобы, зиждется наш «строй». Эти группы вступили в войну между собой, превратив собрания избирателей в поле боя: начальники ведут бои с подчиненными, а подчиненные против них как «бюрократов» и «противников перестройки». Национальные республики начали боевые действия против государства в целом, а государство, в свою очередь, вводит или готовится ввести «особое положение» в тех или иных окраинных регионах. Защитники природы объявили террор против современных технологий, имеющие детей выступили против тех, кто от имени и по поручению государства их бесплатно калечит.
Все выступили против всех! Но если нападающие более-менее ясно представляют себе самих себя, то их враги, по большей части, — плод перестроечного воображения. Этот бой с тенью, по мнению многих, и есть политика. Если бы так, то чего, казалось бы, еще желать. Та политическая жизнь, которая стала реальностью в ходе выборов, лишь по форме напоминает свой прототип. Зато анархия и безответственность устанавливаются там, где их и без того было вдоволь – к примеру, на производстве…
Корр. Вы называете «анархией» демократизацию производства, не так ли? Советы трудовых коллективов, выборность руководителей, стачечные комитеты?..
Икс. Демократия и демократизация – это из политической жизни, а производство – другая опера. У нас исстари производство политизировано, а политическая жизнь технологизирована. Перестроечная демократизация повлекла еще большую политизацию производства, а это разрушает технологии там, где они еще соблюдались. Выборы директоров, советы коллективов создают на рабочих местах то, чем люди должны по идее производства заниматься в свободное от работы время. Теперь даже директора предприятия нельзя привлечь к ответственности за решение, одобренное советом трудового коллектива! Государственное производство превращается в балаган. Собственно производство при этом должно смещаться на внерабочее время в подсобное хозяйство, в кооперативы и прочее. Но ведь и здесь запреты! А итог?
Отрасли и комбинаты превращаются в политические партии, зато обыденная жизнь человека превращается в выматывающее производство всего необходимого для семьи.
Поглядите, подавляющее количество решений принимается коллегиально от имени Политбюро, ЦК, Совмина, коллегий министерств, ведомств, исполкомов, бюро, парткомитетов. Бюро принимает решение и назначает персонально ответственного за его исполнение. Персонально ответственный возглавляет коллегиальный орган, который также принимает решение и назначает персонально ответственного. В самом низу находится непосредственный исполнитель, который сделать ничего не может, — и того не хватает и этого. Он-то и пойдет под суд. Именно поэтому следственные и судебные органы в поисках виновных вынуждены репрессировать стрелочников. Нельзя же посадить всю коллегию Министерства путей сообщения. Хотя кое-кому именно это представляется оптимальным решением: пересажать бы всех чиновников, и дело пойдет на лад…
В эпоху перестройки ничего, в принципе, не меняется, по сравнению с застоем, скорее управляемость ухудшается в связи с появлением новых коллегиальных органов, каких как советы директоров предприятий или советы трудовых коллективов, а также безответственных коллегий высшего уровня.
Корр. Говорят, с этим надо мириться свободы ради: «демократия есть конфликт», и пора учиться жить как все народы – от кризиса до кризиса…
Икс. Это – не о вас. Вернитесь к реальности, оглянитесь: система порождает кризисы, прежде не слыханные.
Дело в том, что государство, узурпировав все общественные отношения, в тоже время оказалось неспособным обеспечить те самые потребности, которые оно, вследствие факта узурпации, обязалось удовлетворять. Национализировав сельское хозяйство, оно не может накормить свое население. Национализировав медицинское обслуживание, оно не может обеспечить трудоспособность и минимальные уровень здоровья людей. Административно перекроив карту земель страны, оно отступает перед конфликтами им же созданных республик. Государство обучает людей, но обученные люди не могут производить то, чему их обучали. Как показывает опыт, не удовлетворяется ни одна собственно человеческая потребность!
Между тем, существует и весьма большая вероятность перерастания кризиса в катастрофу. Катастрофа, как говорят специалисты, — это синхронизация кризисов. Их цепочка – подобно тем, которые намечались уже этим летом.
Корр. Вы начисто исключаете не катастрофические варианты общенационального развития СССР.
Икс. Отчего же… Но при хотя бы ничтожной вероятности катастрофического сценария – именно к нему необходимо готовиться всеми силами! (Мы уже не верим в реальности ядерной войны – но неустанно совершенствуем системы ее предотвращения). Допустим, мы избежим катастрофы, и обойдемся «одними» кризисами разной степени тяжести. Но и в этом случае надо иметь структуры, которые бы что-то производили. Мы можем избежать всеобщей катастрофы – но региональных-то мы не избежим! И почему в будущем времени – а Арал? А оставшаяся уже без питьевой воды Одесса? А несчастная Армения?… Балансируя на грани, нельзя рисковать людьми.
Мы же – социалистические монополисты. Бастует Степанакерт – по всему Союзу нет запчастей к водонепроницаемой аппаратуре, нет шахтерских лампочек. Разрушен Спитак — нет грузовых лифтов. Авария на заводе в Стерлитамаке по производству каустической соды – все, иссяк стиральный порошок в Москве!
Корр. Но ведь проблемы, о которых мы говорим, ставятся не только вами. Политическое возбуждение прошедшего лета, включая волну забастовок, как раз и является признаком того, что люди перестают пассивно принимать роли в катастрофическом сценарии, берут судьбу в свои руки. Не в этом ли надежда на выход?
Икс. Нет ничего справедливее забастовок – но задумайтесь над логикой событий. Требования технологии, как правило, исключают политическую деятельность в рабочее время – а за пределами производства для большинства населения ей нет места. Забастовки по факту проведения угрожают иерархии правления, и функционеры государства особенно республиканского и областного уровней, самоорганизуются, пытаясь противостоять как перевыборам снизу, так и инновационным действиям руководства государства и партии. В частности, возможны попытки разжигания национальной розни и территориальных конфликтов, расширения системы карточного снабжения продуктами питания и товарами первой необходимости.
Демократия, управления производством, выборность руководителей, затем – выборы в высшие органы государственной власти, привели, как представляется, к еще большему нарушению самой сути производства, фактически к полному распаду технологий. В организациях и на предприятиях, не жестко связанных с технологическими циклами, — таких как исследовательские институты, например, — рост политической активности вообще вызвал переход от производственных отношений к политическим.
Предстоящие выборы в местные и республиканские советы, если не удастся найти внепроизводственной формы проявления политической активности, приведут, скорее всего, к окончательной стагнации производительного труда. Страна просто перестает работать – вы осознаете, что это значит? Это, кстати, вполне может послужить поводом для чрезвычайных мер, которых все так боятся – и которые полностью обесценят результаты политической предвыборной борьбы.
Корр. Политизация производства и забастовки – плохо, государство – плохо, аппаратные интриги – тоже плохо… Как быть? Я не вижу просвета в вашей картине.
Икс. Мне кажется, еще возможен и некатастрофический переход от существующих иерархий управления к живому и человечески приемлемому, хотя и суровому, бедному существованию. Идея моя проста – необходимо разделить власть и свободу, производство и демократию. Для этого необходимо ликвидировать все коллегиальные органы на производстве, локализовать и ограничить функции власти, сделав ее конкретной, сильной и полномочной.
У политической системы, у государства не должно быть никаких производственных функций.
У предприятия не должно быть функций политических. Занятие предприятия одно – производство потребного на рынке. Никаких государственных гарантий его существования быть не должно. Все, что нерентабельно производить самим, придется закупать, либо получать в порядке помощи. Производство должно иметь право полностью получить возмещение за ущерб, нанесенный ему работником или управлением, в то время как рабочие и прочие должны иметь право на защиту своих интересов. Штрафы и все другие наказания должны обжаловаться по суду или через профсоюзы, или через запросы депутатов советов. И эти права пусть реализуются вне производства – в политических органах управления либо судебным путем.
Пусть будет прямая иерархия, подчиненность от министра или начальника объединения до рабочего в административной подсистеме. А между собой все иерархии пусть будут связаны только денежными отношениями, продал труд – купил товар. А нечего продавать, то и гуляй себе с миром.
Это, естественно, приведет к росту количества всяких конфликтов, причем хорошо организованных, к бурным забастовкам. Поэтому понадобиться сильная власть в политическом смысле.
Корр. Как хотите, а военные на страже технологического порядка представляются мне чем-то вроде андроповских налетов 1983 года – на бани и кинотеатры в рабочее время.
Икс. Естественно, что милитаризация производства лишь первый шаг наведения элементарного технологического порядка. Последующие шаги – переход на рыночные принципы, создание бирж рабочей силы, рынка капиталов и т.д. Однако мне кажется, что без взбучки никакие рыночные новации не пройдут. Нам всем необходимо опомниться.
Я думаю, что последовательность действий должны быть примерно такой: роспуск всех коллегиальных органов управления и объявление военного положения в промышленности, вернее на производстве. Отмена трудового законодательства, пенсионного и прочего права, передача всех непроизводственных фондов предприятий в ведение и собственность территорий, либо продажа их частным лицам и фирмам. Отмена режима прописки и военного учета, предоставление населению права свободного обмена и продажи жилья по рыночным ценам. Замена милиции воинскими подразделениями, либо передача КГБ функций милиции с тем, чтобы реальные функции КГБ исполняла военная разведка и контрразведка. Ликвидация всех отраслевых систем распределения товаров и медсанчастей, ведомственного жилья, закрытых распределителей. Переход на карточную систему распределения. Уже одни эти меры, проведенные разом, полностью дезорганизуют теневые структуры.
Предоставление населению права заниматься любой предпринимательской деятельностью. Отмена закона о государственной границе и объявление свободы предпринимательства для отечественных и иностранных бизнесменов, при всех должных гарантиях иностранных капиталовложений.
Корр. Но кто все это станет делать? Вы же и говорили, что практически все производственные и политические структуры неработоспособны, включая армию. Акция, о которой вы говорите, дезорганизует страну в конец – не говоря уж о политических и международных ее последствиях…
Икс. Существует огромная отрасль, сравнительно мало затронутая дезорганизацией. Это военная промышленность, где не потеряны производственные навыки – точней, работники не сплошь политизированы. И есть связанные с этими отраслями военные, причем самые образованные и толковые.
Хаос на военных предприятиях начался с перестройки, с кадровыми перетрясками, с конверсией, пути которой в нашей систем совсем не продуманы. Но люди-то живы и работают. Люди, которые знают, что такое производственная дисциплина и технология, что такое работа на заказчика – не принимающего во внимание никаких нюансов – только качество, а затем количество! Этих людей много и если им отдать сейчас власть на производстве, при условии, что не будет политического контроля за их деятельностью, а все социальные гарантии не имеют силы, но они, наверное смогут что-то сделать – профильтровать рабочую силу, отладить технологии, избавиться от лишних управленческих звеньев, обучить и переобучить рабочих. Да, наконец, просто закрыть огромное количество производств, отправив на улицу людей – искать счастья в других местах.
Контроль за поведением протестующих против производственной дисциплины – функция тех военных, которые тесно связаны с военно-промышленным комплексом. Кстати, это ведь и наиболее боеспособные подразделения…
Корр. Армия у нас выполняет часто полицейские функции. А сохранится ли за ней функция обеспечения защиты граждан, их жизни, их безопасности?
Икс. Да, разумеется. Я думаю, это отчасти функции противокатастрофической службы, отчасти – гражданской обороны.
Обострение экологической обстановки, стихийные бедствия, технические аварии в системах жизнеобеспечения ставят спасения людей как задачу № 1. Централизация всех систем жизнеобеспечения и состояние жилого фонда (в котором жилые помещения, не имеющие никаких запасов и ресурсов для поддержания жизни), состояние гражданской обороны превращают большие и средние города в случае аварий и природных катастроф в ловушки, из которых невозможно выбраться. Население страны не имеет навыков самозащиты, не обладает элементарными медицинскими знаниями, в семьях отсутствуют запасы медикаментов, продуктов питания, воды, топлива, и нет возможности их создать.
В принципе все эти задачи должна решать система гражданской обороны. Однако ход событий в Чернобыле и в Армении показал, что при существующей организации эта система не способна решать поставленные перед ней задачи. Имеет смысл, очевидно, разработать новую концепцию гражданской обороны с существенной децентрализацией ее подразделений и функций. Этим тоже стоит заняться военным.
Корр. «Разделить власть и свободу»… Я пока вижу много власти – но где свобода?
Икс. Режим военной диктатуры в производстве не может и не должен распространяться на обыденную жизнь. Вот эта обыденная жизнь с ее проблемами и должна стать предметом заботы представительской подсистемы – советов, партий или чего-то другого. Функции политической – представительной иерархии: обеспечение прав и всего прочего у населения.
После того, как представительские органы становятся собственниками всего, что находится на их территории, на базе Советов возникают новые представительские структуры, скорее всего разные, — где какие получатся. Эти органы власти должны будут взять на себя функции обеспечения социальных гарантий и стимулировать население к созданию ссудных и больничных касс, местных систем социального страхования и социального обеспечения, сберегательных банков, систем платного здравоохранения, просвещения и обучения, пенсионных фондов.
И третья компонента – юридические иерархии, сильные суды, функции которых на первых порах – в посредничестве между военизированным производством и действительно представительскими органами.
Итак, сильная власть военных специалистов и организаторов производства в производстве, свобода голодать и мерзнуть, а также продавать и покупать, для населения. Коллегиальность в представительской политической подсистеме, где голодные и мерзнущие рабочие, медики, продавцы и прочие предприниматели будут отстаивать свои права, и судебный контроль за отношениями между производством и представительскими органами.
И партия – как организатор всего этого.
Корр. Пожалуй, я понимаю, отчего вы предпочитаете не называться своим именем.
Икс. И вы скоро убедитесь, насколько это вообще удобней для всякого, кто разбирается в происходящем.
Беседу провел Глеб Павловский
1989
Опубликовано «Век ХХ и мир»