Симон Кордонский Simon Kordonsky: personal blog

О промывании мозгов — и засерании их, или сам дурак. 1997 год

Размещено 18.03.1997 · Рубрики: 1997-1999, Старые тексты

Согласно Павловскому, есть два качественно различных состояния мозгов: промытые мозги и чистые мозги. Я хотел бы ввести еще и третье состояние — засранные мозги, когда промытые мозги мыслят себя как чистые. Засранные мозги характеризует ощущение свободы от стереотипов, в то время как даже внешний анализ результатов творчества их обладателей демонстрирует, что если в письменной речи кроме стереотипов что-то и есть, то скорее художественные образы, выраженные в рваных фразах, чем законченные мысли. Вот клише, выделенные в тексте, посвященном борьбе с клише.

Противопоставление «клише — идеи»

Общеизвестно, что идеи рождаются в рамках глобальных клише — парадигм. Рынок идей, конечно, есть, но это не базар, а социальный институт со своими клише, где некие идеи признаются стоящими в силу традиционности, а другие — в силу узнаваемой новизны. Идеи, меняющие парадигмы, появляются очень редко. Эти моменты называются научными и мировоззренческими революциями. Революции совершаются поколениями людей в силу того, что их развивающиеся повседневные (и клишированные) практики не находят теоретического объяснения.

Противопоставление «клише-идеи» в применении к повседневным социальным практикам не оправданно и является публицистическим клише, оправдывающим обвиняющую позицию публициста.

Противопоставление «рынок — базар» и утверждение, что рынок пуст потому как мошенники — публицисты все украли, а что не украли — опошлили.

Утверждение, что на подходе к рынку надо пройти через базар, противопоставляет базар рынку. Но образ базара не более чем наглядная (уж совсем для простаков) иллюстрация рыночных отношений. Базар есть один из рыночных институтов, имеющих пространственную локализацию и потому наглядный.

На российском рынке, как и на любом другом, действительно полно мошенников. Господин Сорос, так много сделавший для российских публицистов, является — судя по оценкам некоторых политиков — институализированным мошенником. Отечественный рынок, как и любой другой, включает мошенников как собственный элемент. Это один из рыночных регуляторов. Рынок — такая система отношений, что включает в себя все и придает включенному приличную форму — если на эту форму есть потребность, или эту потребность можно сформировать.

Есть такая наука — виктимология — о жертвах преступлений. И один из основных выводов этой науки: жертва преступления — подсознательно — хочет быть и обманутой, и изнасилованной, и ограбленной. Но — не хочешь быть обманутым, не играй в наперстки.

Если на рынке есть товар, то есть и покупатель. Иначе не бывает. Элитный покупатель, к тому же находящийся на диете, обычно ходит в специализированные магазины и дорогие супермаркеты. Естественно, что для него уличный лоток и прилавки дешевых магазинов пусты, и он дивится простакам, которые покупают всякую отраву. Но и простакам кушать хочется. Известно, что сытый голодного не разумеет. И уж конечно, человек, занимающийся лечебным голоданием, не поймет того, кому просто нечего жрать. Хотя, вроде бы, оба голодные.

Хочешь купить стоящую вещь — иди в фирменный магазин. Там тоже могут обмануть, но вероятность меньше. РЖ претендует на статус фирменного магазина. Он выложил на прилавки некий товар. Появился покупатель, высказавший замечания о качестве товара. Сначала один из совладельцев магазина высказал сомнение в факте существования покупателя, потом второй заявил покупателю, что он сам дурак и ему в магазине делать нечего до тех пор, пока не поумнеет. Такое поведение скорее характерно для мошенников, пойманных на факте мошенничества, чем для владельцев элитного магазина.

Статус СМИ

В нашей стране, вопреки стереотипу Павловского, нет СМИ. Есть средства информации власти (СИВ) о ней самой и об отношении к ней так называемого народа. СИВ есть элемент сегодняшней власти, это силовая корпорация, насилующая власть, и, в меру необходимости, читающий и смотрящий народ. Есть чиновники СИВ, высокопоставленным представителем которых считает себя Г. Павловский. Отсюда и тон, и нравоучения: власть всегда ведь думает, что знает, что надо народу и может учить народ, в том числе учить ненавидеть саму власть.

Задача СИВ — разработка, воспроизводство и распространение — среди власти — клише и псевдомыслей, оправдывающих существование именно этой власти, в том числе и через ее отрицание. Люди, в меру своей зависимости от власти или принадлежности к ней, зависят и от СИВ, вынуждено — для сохранения или повышения своего властного статуса — принимая и воспроизводя стереотипы СИВ. Власть, как известно, не однородна, не имеет собственной памяти и истории. Отдельные ее части — через зависимые от них СИВ — информируют другие части о том, как они их видят. Это придает некоторую игривость и живость новостевым и аналитическим программам ТВ и газетно-журнальным публикациям, делая их похожими на СМИ.

Власть и наука

Павловский, судя по тексту ответа Корхову, считает социологами тех своих партнеров с периферии власти, которые занимаются изучением и манипулированием общественным мнением. Это весьма распространенный среди политической элиты стереотип. Но наука социология имеет общую с изучением общественного мнения только одну техническую процедуру — метод опросов. Опросы общественного мнения — относительно дешевая и безвредная имитация политической процедуры выборов, которая, в отличие от выборов, действует перманентно, используясь вполне по назначению для формирования электорального поведения. В рамках политических процедур вполне оправданно использование частных выборок для подтверждения или опровержения гипотез о возможном электоральном поведении отдельных групп населения. Социологи же не занимаются этим делом, они работают с результатами опросов как с фактами, определенными для некоторых начальных условий, в том числе и таких, как качественная выборка, квалифицированность технического персонала и серьезность заказчика опроса.

Трагедия диссидентов

Надеюсь, что Павловский не будет отрицать того, что я знаю некоторые факты из жизни диссидентов. И мне кажется, что нельзя исключить ситуацию, когда постаревший еще лет на десять Глеб напишет о том, как его использовала власть в 1995-1997 годах, а он даже об этом не подозревал.

Бедные диссиденты. Они обнаруживают, что их трахнули только после того, как родили. Бывает. Вот в моей практике (психиатрической) был случай, когда больной пришлось указывать на ее семимесячный живот как на доказательство беременности. Она этого действительно не замечала, думала о высоком.

Диссиденты никогда не противостоят власти, а по-своему сотрудничают с ней. КПСС и КГБ использовали диссидентов для торга со своими геополитическими противниками, а эти противники использовали диссидентов для развала КПСС и КГБ, которые были основой режима. Геополитические противники СССР победили, диссидентов еще немножко покормили, поняли, что с них толку не будет, и кинули.

Чего уж тут непонятного? Если непонятен внутренний мир диссидентов и их мотивации, то это скорее проблема психиатрии, чем политологии и социологии. Павловскому хочется, чтобы это стало предметом виктимологии. Вполне возможно. Хотя немногое, что я из этой науки почерпнул, это то, что жертве не надо сочувствовать, она всегда подсознательно знает, на что идет.

Диссиденты такой же системный феномен, как когда-то чекисты, а теперь финансисты и публицисты. Но степень самоосознания у них, как кажется, существенно меньше, чем у тех же чекистов. Что-то я не видел книг, написанных диссидентами, содержащих хотя бы такое наивное самораскрытие, как это сделал чекист из пятого главка, выступающий под всевдонимом Евг. Григ. в книге «Да. Я там служил».

Мало толстых книг, а надо много для того, чтобы их читать

Павловский прав. На Западе действительно пишут множество толстых книг. И читают их. Но там — в основном — пишут о фактах. Специалисты описывают факты, каталогизируют их, интерпретируют в терминах господствующих парадигм и укладывают систему знания. Парадигм там несколько, сложились они достаточно естественно. Читатель имеет чаще всего неосознаваемую возможность выбирать парадигму и подтверждать ее чтением книг, описывающих факты, удовлетворяющие его представлениям о мире. Книги, описывающие собственно парадигмы, наперечет, и даже мы их обычно знаем.

Концепция антологии предполагает собрание текстов, конституирующих пока что не существующие парадигмы. Дело благое, но достаточно скользкое, поскольку критериев парадигмальности нет. Содержание Антологии целиком зависит от вкусов участников проекта, который не может быть безупречным просто потому, что все участники — дети своего времени. Более того, создается впечатление, что сам факт включения в Антологию — по убеждению составителя — доказательство парадигмальности. Однако пока единственное доказательство парадигмальности Антологии — сам факт ее существования. Этого, мягко говоря, недостаточно ни для чего, кроме, может быть, болезненного самолюбия.

В Антологии факты — случайны, их «творцы нового мышления» используют для того, чтобы продемонстрировать свое «новое мышление». Более того, эти факты извлечены хирургическим путем из многих, иногда уже отмерших парадигм и вставлены в «российскую специфику». Это вызывает вполне оправданную реакцию отторжения у читателя, ищущего достоверные — не публицистические — описания фактов, можно и в книжной форме. Но таковых нет или почти нет, и потому претензии читателя вполне, с моей точки зрения, оправданны.

Впервые опубликовано в РЖ, 1997 год.

Необходимость появляется, когда власть оказывается зависимой от народа, в моменты выборов, например.

Comments are closed